Я расскажу...
Ответная мысль формировалась медленно, и озвучивать её вслух Макс даже не пытался. Блаженная тишина - не отсутствие звуков, но отсутствие ощущений, безмятежность после резонанса адской боли, оглушала контрастом и наслаждением. Это было сродни тому чувству, что посещало парня, когда он взхлёб колдовал - безграничной благодарности всем богам и самому мирозданию за этот дар, за магию, что была ему подвластна, наполняла и пронизывала всё его существо. Сейчас он сходным образом ощущал просто процесс своего существования, бытия - обычно столь неприметный и не привлекающий внимания. Жить... Это не вырастало до непропорционально неописуемых размеров, затмевая собой всё прочее, и не порождало какого-то невероятного стремления любой ценой сохранить это состояние. Но раскрывало его ценность, словно с чистейшей воды алмаза резким движением сорвали покрывающую его ткань и подставили грани под солнечные лучи. Жить... не видеть этот огонёк со стороны, даже не держать в руках, словно хрупкую птицу, а ощущать внутри. Чувствовать, как яркий золотистый свет, словно сила, словно магия, пронизывает и наполняет до самых кончиков пальцев, щедро рассыпая радужные блики.
Как это прекрасно... ты поэтому так хочешь, чтобы я жил?..
Ответ не пришёл. Не услышал ли его тот, к кому обращался парень в своих мыслях, или же не захотел снизойти? Об этом можно было только гадать. И... это, в сущности, было неважно. Макс слушал тишину, которую каким-то магическим образом совсем не нарушал голос рассказывающего ему о новых пытках палача - и даже неистребимое любопытство парня хоть и подняло голову, оживляясь вопросом, почему же дифференциация именно такова, не результировало нетерпеливым вопросом.
Хорошо...
Чуть скребущихся жучков можно было припомнить и приметить - если сосредоточиться, если вычленить что-то, столь слабое по контрасту с минувшим. Новое прикосновение ощущалось сильнее - всё той же бережной аккуратностью и прохладным касанием перчаток.
Ваша предусмотрительность великолепна.
Макс улыбнулся, не говоря этого вслух уже почти сознательно - чтобы не вклиниваться в процесс, не лезть под руку мастеру. Металл, прижавшийся к его собственной руке был куда как холоднее перчатки, стягивая внимание к себе новым, непривычным и странным. Что заточенное лезвие рассекло плоть до самой кости, парень почти не ощутил - мелькнувшие тонкой ниткой жёсткость, проникающий глубже холод, короткий, встряхнувший нервы сигнал. И осознал не сразу, лишь почувствовав, как растекается по коже нечто тёплое и щекочущими каплями сбегает вниз. Кровь. Это не было страшно - даже мыслью о том, что его вторая рука теперь тоже разобрана, и в них обеих копошатся насекомые. Это должно было быть красиво - фосфорецирующе-голубые искры на ярком насыщенно-алом. Макс вновь сожалел, что ничего не видит.
Предупреждение. Прикосновение камня - отличное, ощутимое, давяще-болезненное на кости. Новый виток изящной, как соната Моцарта, пытки.
Это было в каком-то смысле проще переносить - без ослепляющей резкой яркости, постепенно усиливающееся ощущение можно было пробовать, словно изысканное блюдо, с каждой крошкой и каждым мгновением познавая новые оттенки, новые сплетения, раскрывая ещё больше неизведанного. Тихий шорох - то ли слышимый, то ли бывший мороком, что сознание достраивало само для себя вытаскивая ассоциации необходимого. Царапанье, зуд - уже не бывшее похожее на касание наждачки к ногтям, перешедшее глубже, ставшее в отсутствии прочего отчётливее. Ощутимее. Протяжно-чувственнее, словно той же наждачкой, ставшей крупнее, грубее, острее, спиливали кость. Неприятное, раздражающее ощущение, перемешанное сперва со сглаживающим, а вскоре - с подчёркивающим, обостряющим его усиливающимся, становящимся всё концентрированнее и горячее теплом. Оно длилось недолго. Оно показалось ничем - когда жар вошёл в полную силу, а спасающиеся от него жуки прыснули выше, переключаясь с пясти на локтевую, лучевую, а самые шустрые - на плечевую кости. Въедаясь в них - и торопясь распробовать больше, насытиться, пока всё не обернулось пеплом.
Что значило одно сухое короткое слово "боль"? Что оно вообще могло собой отобразить в той симфонии, что доселе крепла, мгновение за мгновением набирая мощь? Сплетение припекающего, охватывающего, лижущего руку жара с растекающимся и выводящим из равновесия ощущением болезненной чесотки. Марево-золотого, с оранжевым и крохотными искрами алого, оставляющего на губах веяние спёкшейся соли и сухого песчаного дыхания пустыни, тонкий, почти неуловимых запах раскалённого в адской домне металла - конечно, фантомный в букете идеально подобранных благовоний. Чёрно-болотного, с неровно-рваными краями, пересыпающегося сухой игольчатой крошкой, шуршащго ссохшимися листьями старой крапивы - кусачими, злыми, заставляющего мечтать о том, чтобы вывернуть руку наизнанку, или хотя бы о том, чтобы её истребил обжигающий и очищающий огонь. Отвратительно-досаждающее, размывающее сумрак чёрными линиями и вензелями, пробегающее судорогой по не способным шевельнуться мышцам, сбивающее дыхание и звенящее в ушах тем громче, чем больше жуков перебегало выше, к плечу.
Парень не ощущал, как судорожно, жадно хватает воздух то поверхностными частыми прерывистыми вдохами, то глубокими, тянущимися и пять, и десять, и пятнадцать счётов, которые некому было отмечать. Без ритма, без логики, срываясь то в шипение, то в стоны - то мучительно-дрожащие, ломкие, словно змеящееся трещинами стекло, то почти переходящие в откровенно счастливый смех. Без аналитики, без попыток что-то осознать или понять - в этом не было нужды, как не было необходимости клеймить всё, что он испытывал, какими-то точными человеческими словами, подыскивать крохотную оболочку, которая вместит в себя всё. Слишком мало, слишком топорно... и Максу вновь вспоминался хохенгрон - язык снов, который он не знал и не учил. На нём - лишённом стёсанных обрезанных именований сущностей, он, возможно, сумел бы объяснить это ослепительно-звёздное, словно бы режущее, словно бы пламенное поглощающее, укрывающее, растворяющее нечеловеческое. Если бы не стойка - воздух вокруг искрился бы от магии, наполняясь статикой, электризуя волосы, дрожа и волнуясь, словно море в преддверии шторма. Артефакт помогал, нивелируя силы запечатанного в нём парня. Макс едва ли думал и об этом - как и о том, насколько неуместно выглядит искажённая судорогой улыбка на его лице и жадное, болезненно-восхищённое выражение в широко распахнутых изумрудных глазах. Ему было решительно всё равно. Утонув в водовороте ощущений, он просто не желал, чтобы это заканчивалось... ...быстро.
[status]Упивающийся тьмой[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0015/e9/2d/4/86184.png[/icon]