Серафима любила истории. Всякие, разные, любые. Такие, что были нашпигованы событиями, сменяющими друг друга со скоростью звука. Такие, которые были полны глубоко смысла и размышлений, метафор и законов жизни. Даже глупые девчачьи истории сокурсниц она любила и с удовольствием слушала, ведь так презабавно и любопытно узнавать, хорошо ли целуется Джон Клив и действительно ли Кэтрин Трамел уже не девственница. Многие считали, что лучшим источником историй являются книги, однако Серафима думала иначе. Для нее лучшим способом узнать настоящие иллюстрации чужих жизней были разговоры. Пусть они и не обладали большой художественностью, но подчас это только мешало восприятию главного.
Впрочем, Менге приветствовала все, что могло дать ей ответы на злободневные вопросы, и, когда разговоры и слухи подводили, концентрировалась на рукописях, продираясь сквозь тысячи слов и предложений.
Поначалу все шло довольно бодро. Нужные ей книги находились быстро, информации содержали много, однако вся она была лишней, не нужной. И очень скоро слизеринка поняла, что каждая новая книга "новая" лишь в названии. Десятки авторов писали абсолютно одно и то же, только разными словами, что не могло не раздражать. Воодушевление сменилось нервозностью и разочарованием, злостью и медленно закипающим гневом на никчемных волшебников, даже не пытающихся решить сложные задачи и сделать новые открытия.
Проходили часы, дни, вечера, недели. Серафима мало спала и мало ела, шея давно уже ощущалась как ветка старого дерева, согнутая в одном закостенелом жесте. Она уже даже не ныла и не болела за работой - только когда девушка поднимала голову над страницами очередного тома. Подушечки пальцев огрубели и шелушились от постоянного контакта с шершавыми страницами, а волосы, казалось, пропахли старой кожей и плесневеющим книжным клеем. Под припухшими глазами бледнели синяки, красные жилки полопались на белках, губы едва успевали заживать от нервного покусывания. Пожалуй, можно было бы сказать, что австрийка стала "своей" в библиотеке, ведь она целыми днями сидела в одном и том же углу, забившись в пыль старых томов и отпугивая, словно сыч, каждого, кто смел нарушать ее тишину. Даже худощавая, будто бы истлевающая изнутри мисс Гардинер, относительно новый библиотекарь, перестала бросать на Сьеру недовольно-изучающие взгляды. Что было, по мнению Менге, немного странно, потому как изо дня в день девушка приходила и требовала все новые и новые издания на одну и ту же тему, которая рано или поздно должна была закрепить обоснованные подозрения в голове женщины. Но этого почему-то не происходило. Пожалуй, оборотень была тому лишь рада и ей не хотелось думать об этом прямо сейчас. Не сегодня.
Серафима зажмурилась, разогнула со скрипом спину и потерла глаза, отодвигая на край стола увесистый том пожелтевшей бумаги. Рядом лежала еще пара раскрытых книг и один широкоформатный ветхий журнал, пара тетрадей, две ручки - черная красная - и один карандаш, сточенный наполовину. За высоким стрельчатым окном постепенно расправлял блеклые плечи вечер, напоминая о скором ужине. Постепенно библиотека пустела: напоминания быстро находили своих адресатов. Над головой зажегся мягкий желтый фонарь, освещавший один лишь угол, словно слабый огарок свечи. Сколько было времени? Шесть? Семь вечера? Менге давно уже не воспринимала времени, но полагала, что у нее есть еще часа полтора-два до того, как мисс Гардинер, в очередной раз поджав тонкие морщинистые губы, настойчиво и немногословно примется выпроваживать ее из обители манускриптов и свитков.
Отредактировано Серафима Менге (19 Сен 2020 21:34)